Это так странно - ощущать течение, движение жизни, ощущать, какой путь пройден тобой. Перечитывать старые дневники и не находить сходства с той, что писала эти строки, воспринимать ее скорее, как девушку из снов, но не в романтической трактовке, а подобно тоу зыбкому образу, который рождается, когда сам себе снишься.
И это так странно: осознавать, что тебе двадцать пять, что эта цифра реальна и не конечна. Сначала ты ждешь семи лет, когда пойдешь в школу, потом окончания этой самой школы и совершеннолетия, потом поступаешь в институт, но понятие "взрослый" по-прежнему никак к тебе не относится. Взрослые — это унылые тетки, в серых бесформенных балахонах или бизнес-леди, живущие работой, не показывающие и скорее всего забывшие свои чувства, это люди, которых сложно представить сидящими за партой. А впрочем я узко излагаю, потому что есть и другие взрослые — не унылые, но принадлежащие другому миру, у которых есть модель поведения для тебя, а есть другая "взрослая" жизнь. Но и те, и другие не имеют к тебе никакого отношения.
И даже именование тебя по имени отчеству на работе не сдвигает восприятие тобой себя как "не-взрослого". Нет-нет, я не инфантил, не вечная девочка, просто не-взрослая. А потом ты осознаешь, что совсем скоро какие-то вещи будут неприличны, потому что ты взрослый. Не по духу, но кто смотрит на дух? И это ощущение проявляется в мелочах: если в двадцать пять еще можно наделать дырок в собственном ухе, то в сорок тебя не поймут, да уже в тридцать пять скажут о кризисе среднего возраста. Косухи, балахоны, тяжелые ботинки тоже не вяжутся с определенным периодом жизни. С какого-то возраста становится понятно, что трясти башкой на рок-концерте не получится, тогда становится возможным сидеть и с видом гуру (мол, видели мы на своем веку столько пионеров...) потягивать пиво. Да и если ты попрешься учиться экстремальной езде на роликах тебя тоже не поймут: "Не набесилась?" — скажут.
Да, здесь очень много "других": тех, кто будет на это все смотреть со стороны и осуждать. "Думай о том, чего хочешь ты", — скажете вы. Это понятно, но никуда от постороннего взгляда вы не уйдете. Я вижу на примере близких людей, счастливо нарушивших условность. НО так или иначе эта условность мелькает в разговоре, она не мешает им жить, но всегда появляется. От нее не уйдешь.
И это течение времени, которое кромсает мою жизнь, как апельсин, на дольки (вы же не приклеите отломленную дольку обратно?), меня убивает.У меня ощущение, что я очень многого не сделала. И я не говорю о высоком, я говорю о мелочах.

Время-знаток, стратег тыловых атак,
Маленький мародер, что дрожит, пакуя
Краденое – оставь мою мать в покое.
Что она натворила, что ты с ней так.

Время с кнутом, что гонит одним гуртом,
Время, что чешет всех под одну гребенку –
Не подходи на шаг к моему ребенку.
Не улыбайся хищным бескровным ртом.

Ты ведь трусливо; мелкое воровство –
Все, что ты можешь. Вежливый извращенец.
Ластишься, щерясь, – брось: у меня священность
Самых живых на свете.
А ты – мертво.© Полозкова