А нашел на "Снобе" вот это: Антон Носик "Чему меня научил мой первый гомосексуальный опыт
"

"...вспомнилась мне очень похожая (хоть и основательно
подзабывшаяся) история из моей собственной юности. Если вдуматься, мне
тоже гомосеки нанесли суровую жизненную травму, от последствий которой я
по сей день не избавился. Похоже, пришло время о ней рассказать.
читать дальше
Лет мне было 17, учился я на первом курсе ММСИ им. Семашко (ныне МГМСУ),
и половину всякого рабочего дня проводил в метро, потому что кафедры
нашего института были разбросаны по всей Москве, от Соколиной горы и
Новогиреева до улицы Саля-Мудиля, что за Мнёвниками, напротив
Крылатского. Учебный день мог начаться практическими занятиями по
хирургическому уходу на Коровинском шоссе, продолжиться латынью на
Делегатской улице и завершиться физкультурой в Измайловском парке.
Соответственно, значительная часть моей самостоятельной учёбы протекала
в вагонах московского метро, по пути домой из института.

И вот, еду я как-то ненастным осенним вечером из анатомического театра
на Соколиной горе в сторону родной станции «Ручной факзал», где-то в
районе «Маяковской» удаётся урвать сидячее место, и я раскрываю второй
том атласа анатомии Р.Д. Синельникова (в те времена студенты-медики
учились по трёхтомному изданию, отпечатанному в ГДР). Я изучаю строение
таза в сагиттальном разрезе, много нового для себя узнаю. Попутно
замечаю, что интеллигентный очкарик, сидящий от меня справа, тоже
внимательно рассматривает ту картинку, в которую я уткнулся.

Постепенно, ближе к «Войковской» завязывается между нами разговор за
жизнь, который мы, сойдя на конечной станции, продолжаем уже на
скамеечке, от Рафаила Давыдыча и его красивых картинок уже отвлекшись.
Обсуждаем тяготы студенческой жизни, сложности с учебной литературой
(мой собеседник — старше года на три, и учится на юрфаке), находим общие
вкусы в музыке... Но постепенно начинаю я замечать во взгляде и
интонациях нового знакомца (назвавшегося Аркадием) прежде незнакомые,
но, увы, без слов понятные и совершенно мне неприятные признаки кое-как
сдерживаемого полового влечения. Мне становится одновременно и жутко, и
тошно, и неуютно от сознания, что мой визави, хоть и беседует цивильно
за Jethro Tull и Yes, в то же время рассматривает меня как объект для
полового акта, и выгадывает момент, чтобы сделать мне какое-нибудь
предложение по этому поводу. Стоит мне об этом подумать, как «Аркадий»
вдруг вспоминает, что его квартира в двух остановках от метро совершенно
сегодня вечером свободна, и там можно послушать новый диск «Квинов». Так
себе новый, конечно, слушан уже этот Hot Space и переслушан за полтора
года, но у «Аркадия» — не жёваная какая-нибудь кассета с тридцать
третьей копией, а оригинальный английский винил, вертушка «Грюндиг» с
усилком, и колонки крутые, предки из загранкомандировки привезли... Я
каким-то непредставимым внутренним усилием преодолеваю оцепенение, встаю
со скамейки, прощаюсь без рукопожатия и, резко развернувшись, ухожу к
эскалатору, не оглядываясь. «Аркадий», вероятно, так там и остался
сидеть. Думаю, он меня понял не хуже, чем я его. Хочется написать
«больше мы с ним не виделись», но шарик довольно маленький, прослойка
узкая, и через четверть века наши аккаунты задружились на Фейсбуке, где
мой неудавшийся совратитель зарегистрирован под настоящим именем, со
всеми регалиями. Он нынче управляющий партнёр крупного венчурного фонда
и гражданин Америки, в России бывает наездами... Но вернёмся в 1983 год.

Боже, какая мерзость, думал я, забившись в резиновые складки 233-го
«Икаруса». Ну что за ё**ный стыд. Как же так можно?! Разговаривать с
человеком как с другом, по душам, интересоваться его мнением про
арт-рок, когда на самом деле всё, чего ты хочешь — это тупо его вы**ать…
фу таким быть!

А потом я вылез из автобуса на свежий воздух, и тут-то со мной случилась
та самая тяжкая юношеская травма, которая в значительной степени
предопределила всю мою личную жизнь в последующие 33 года. Мне в голову
пришла простая мысль, которая обожгла меня как удар тока.

Мысль о том, что и сам я, когда домогаюсь какой-нибудь девушки, просто
потому, что нашёл её внешне привлекательной, выгляжу в её глазах в
точности так же, как этот самый «Аркадий». Который беседовать готов о
самом разном, а хочет, в сущности, одного. И совершенно не того, чего
хочется его собеседнику. И собеседник тоже это хорошо понимает, но по
каким-то причинам вынужден терпеть этот кошачий концерт неуклюже
завуалированной похоти. А иногда и уступить — но не потому, что так
захотелось, а чтобы просто тему уже закрыть.

Перед моими глазами прошла череда моих юношеских донжуанских побед,
уговоров, заманиваний, совместных распитий с понятной конечной целью; к
слову вспомнилось определение «зануда — тот, кому проще дать, чем
объяснить». Мне стало стыдно за некоторые эпизоды, которыми, как мне
казалось раньше, мужчина должен гордиться. И все эти мысли пришлись мне
в тот ненастный осенний вечер очень конкретным серпом по яйцам.

Можно сказать, что личная жизнь моя с той поры основательно
переменилась. Я очень много приложил усилий к тому, чтобы никогда больше
не показаться какой-нибудь девушке таким вот суетливым «Аркадием», с
дежурной болтовнёй на устах и похотью в голосе".